Анна Долгарева: "Владимир Владимирович, мы обещаем быть аккуратнее!"

В 2023 году президент Российской Федерации Владимир Путин обратился к редакциям СМИ с просьбой не отправлять журналистов-женщин в зону проведения СВО. О том, как журналистки работают в новых условиях, а также о ситуации в ЛНР и своей волонтерской деятельности в интервью изданию "Украина.ру" рассказала военкор и поэтесса Анна Долгарева

- Анна, в прошлом году президент России Владимир Путин просил редакции не отправлять журналистов-девушек в зону конфликта, но вот я вижу тебя в Донецке. Что-то изменилось?

- Нет. Просьба Владимира Владимировича была услышана, и женщинам запретили ездить на передовую. Сейчас девушкам-журналистам не выдают аккредитацию для работы на фронте. Я же приезжаю сюда как гуманитарщик, но параллельно все равно беру какие-то интервью, пытаюсь работать. Просто уже в статусе волонтера.

- Если память не изменяет, то президент в итоге сказал, что девушки так или иначе едут на фронт, а потому лучше разрешить им работать на общих основаниях. Так почему же не пускают?

- Потому, что запретить всегда проще, чем разрешить. Максимальное послабление, на которое все же пошли, - разрешили женщинам приезжать в Луганск и Донецк. То есть прямо сейчас все, что нам разрешено – работать в административных границах республиканских столиц.

В пределах Донецка и Луганска я могу записывать интервью, но выезжать куда-то и работать мне запрещается. Я, конечно, все равно выезжаю с гуманитарной помощью, то есть отвожу военным какие-то рабочие инструменты, которые покупаю для них, но работать там, к сожалению, права не имею.

- То, что наши коллеги-женщины все равно приезжают сюда работать, является эдаким секретом Полишинеля. Насколько мне известно, ради этого уходят в неоплачиваемый отпуск, приезжают в качестве волонтеров, находят иные лазейки…

- Все так и есть. Я вот приезжаю в свое свободное время, Юля Мартовалиева вообще уволилась из "Russia Today" и подписала контракт с Добровольческим корпусом в ЛНР. Для кого она сейчас пишет, я, честно говоря, не знаю, но теперь она, по сути дела, военнослужащая на контракте.

Другие коллеги брали отпуска за свой счет и приезжали сюда. Я так не делала, поскольку могла приезжать в свободное время в качестве волонтера-гуманитарщика. Но все это очень непросто и сильно осложняет работу. Поскольку я приезжаю не в командировку, то командировку мне, естественно, оформить не могут. Дальше – за свой счет покупаю билеты, за свой счет снимаю номер в гостинице. Просто я уже давно привыкла к этой работе и считаю, что ее нужно делать.

- А в чем, по-твоему, причина запрета? Ты, как и многие другие журналисты-девушки, освещаешь тему много лет. Реального опыта у вас куда больше, чем у мальчишек, которые совсем недавно пришли в профессию и впервые оказались на войне. Так почему бы не дать вам спокойно работать?

- Я думаю, что сегодня в принципе стараются наложить на военкоров как можно больше ограничений, а тут удалось отсечь целый пласт – военкоров-женщин. Полагаю, что правила игры будут меняться, пресс-службы начнут еще жестче работать с журналистами, будут появляться все новые и новые запреты.

- Зачем? Прямо сейчас эта работа нужна как никогда ранее. Кто-то ведь должен ее делать и делать хорошо. Зачем, по-твоему, усложнять и без того непростые условия труда?

- Не знаю, но сталкиваюсь с тем, что пресс-служба не согласовывает сюжеты, к примеру, о медиках. Просто отклоняют сюжеты по работе медиков. Чем это вызвано? В чем причина? Не знаю. Запреты пресс-службы не всегда понятны обычному человеку. Вот так и работаем.

- Насколько я понимаю, речь шла о том, чтобы не подвергать девушек-журналистов излишнему риску. По факту же все равно работают, но уже без поддержки извне. Где же логика?

- Ну вот фактически женщины едут без страховки, без аккредитации. Едут на свой страх и риск. Едут за свой счет. В итоге этот запрет никоим образом не вывел нас из-под удара. Скорее наоборот.

- Здесь к этому очень конкретное отношение. А что говорят в московских редакциях?

- В редакциях тоже возмущаются, но плетью, как ты понимаешь, обуха не перешибешь. В данном случае остается ждать и надеяться, что со временем этот запрет будет снят. Тем более, что Владимир Владимирович все-таки благосклонно высказался о работе женщин на войне. Но высказался-то он высказался, а запрет, к сожалению, продолжает действовать. Приходится жить и работать в тех обстоятельствах, которые у нас есть.

- Есть мнение, что запрет был наложен в рамках борьбы за традиционные ценности. Что думаешь?

- Борьба с феминизмом? Очень вряд ли.

- Что бы ты сказала президенту по данному поводу?

- Уважаемый Владимир Владимирович, женщины ездят на передовую в максимально неудобных и неприятных условиях. Тем не менее, мы туда ездим и ездить будем. Владимир Владимирович, разрешите уже нам нормально работать на войне. Обещаем быть осторожными! Клянусь вам, что буду осторожнее!

- На фронт или нет, но в ЛНР ты ездила, а я знаю, что у тебя там масса военных источников. Чем дышит фронт?

- В ЛНР пока, в основном, наступление идет на Часов Яр. Там удалось неплохо продвинуться под Богдановкой и в самой Богдановке, но пока увязли в ней. Наши парни зашли туда еще в начале декабря 2023 года, и вот сейчас продолжаются бои за это село. А вот сбоку от Богдановки удалось неплохо продвинуться. То есть поселок не только штурмуют, но и обходят с фланга.

На Лиманском направлении пока стагнация, на севере тоже ничего особенного не происходит. Довольно активно идет штурм Белогоровки, но ситуация в этом районе сложная. Продвигаются, пытаются забрать позиции.

Сама Белогоровка… ты знаешь, на самом деле мне кажется, что штурмовать ее – не лучшая затея. Потому, что не очень-то она и нужна сама по себе. Прошлым летом ВСУ уходили оттуда и оставили Белогоровку. Там ведь ключевое – высоты над Белогоровкой. В нее саму, в общем-то, можно было зайти уже тогда, но если не контролировать высоты, то поселок – смертельная ловушка. Ну вот сейчас его штурмуют.

- Ты довольно часто бываешь в ЛНР. Как меняется жизнь в республике? Что бросается в глаза?

- То, что в ЛНР теперь ни квартиру, ни даже номер в гостинице не снимешь по-человечески. Все занято, цены на все это, конечно, запредельные. Ну, впрочем, Донецк уже догоняет в этом смысле.

- А если говорить о позитиве?

- Если честно, то даже не знаю. Луганск – красивый город. Ну вот дороги хорошие сделали. Город красивый, но, конечно, провинциальный. Там наводится порядок, все перестраивается под российское законодательство.

Это и хорошо, и весьма сложно, поскольку на всем привычный, сформировавшийся за восемь лет бардак накладывается наш российский бардак. В итоге все усугубляется. Это было особенно заметно два года назад. Сейчас постепенно устаканивается, переходит в состояние уже такого сформировавшегося бардака – бардака нового порядка.

- Ты ведь еще приедешь в наши края?

- Конечно! Как же я без вас?

- Надеюсь, что в качестве журналиста, а не только лишь волонтера. Кстати! Чем конкретно ты занималась в этом качестве?

- Привезла некоторое количество гуманитарного груза в Луганск. Там был груз для спецназовцев Южной группировки, коптер для казачьей бригады "Терек". Сюда привезла комплект раций для 136-й бригады, которая сейчас воюет под Работино. Вернусь на большую землю – открою сбор для белгородцев. Там штурмовая группа в составе танковой бригады. Вот для них нужно собрать на коптеры, прицелы, рации.

- В первую очередь, ты поэтесса и публичный человек. Помогает это в гуманитарной деятельности?

- У меня действительно есть определенная популярность, у меня есть крупный телеграм-канал, через который и собираю деньги на закупку оборудования, необходимого фронту. Должна признать, что получается и в самом деле хорошо, успешно. Со всеми сборами справляюсь. Все нормально.